Неточные совпадения
«Там видно будет», сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат
на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав
воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну,
поднял стору и громко позвонил.
На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
«А, товарищи! не куды пошло!» — сказали все, остановились
на миг,
подняли свои нагайки, свистнули — и татарские их кони, отделившись от земли, распластавшись в
воздухе, как змеи, перелетели через пропасть и бултыхнули прямо в Днестр.
И Катерина Ивановна не то что вывернула, а так и выхватила оба кармана, один за другим наружу. Но из второго, правого, кармана вдруг выскочила бумажка и, описав в
воздухе параболу, упала к ногам Лужина. Это все видели; многие вскрикнули. Петр Петрович нагнулся, взял бумажку двумя пальцами с пола,
поднял всем
на вид и развернул. Это был сторублевый кредитный билет, сложенный в восьмую долю. Петр Петрович обвел кругом свою руку, показывая всем билет.
В тусклом
воздухе закачались ледяные сосульки штыков, к мостовой приросла группа солдат;
на них не торопясь двигались маленькие, сердитые лошадки казаков; в середине шагал, высоко
поднимая передние ноги, оскалив зубы, тяжелый рыжий конь, —
на спине его торжественно возвышался толстый, усатый воин с красным, туго надутым лицом, с орденами
на груди; в кулаке, обтянутом белой перчаткой, он держал нагайку, — держал ее
на высоте груди, как священники держат крест.
Десятка полтора мужчин и женщин во главе с хозяйкой дружно аплодировали Самгину, он кланялся, и ему казалось: он стал такой легкий, что рукоплескания,
поднимая его
на воздух, покачивают. Известный адвокат крепко жал его руку, ласково говорил...
Потом он долго и внимательно смотрел
на циферблат стенных часов очень выпуклыми и неяркими глазами. Когда профессор исчез, боднув головою
воздух, заика
поднял длинные руки, трижды мерно хлопнул ладонями, но повторил...
На дороге снова встал звонарь, тяжелыми взмахами руки он крестил
воздух вслед экипажам; люди обходили его, как столб. Краснорожий человек в сером пиджаке наклонился,
поднял фуражку и подал ее звонарю. Тогда звонарь, ударив ею по колену, широкими шагами пошел по средине мостовой.
— Там — все наше, вплоть до реки Белой наше! — хрипло и так громко сказали за столиком сбоку от Самгина, что он и еще многие оглянулись
на кричавшего. Там сидел краснолобый, большеглазый, с густейшей светлой бородой и сердитыми усами, которые не закрывали толстых губ ярко-красного цвета, одной рукою, с вилкой в ней, он писал узоры в
воздухе. — От Бирска вглубь до самых гор — наше! А жители там — башкирье, дикари, народ негодный, нерабочий, сорье
на земле, нищими по золоту ходят, лень им золото
поднять…
На улице было людно и шумно, но еще шумнее стало, когда вышли
на Тверскую. Бесконечно двигалась и гудела толпа оборванных, измятых, грязных людей. Негромкий, но сплошной ропот стоял в
воздухе, его разрывали истерические голоса женщин. Люди устало шли против солнца, наклоня головы, как бы чувствуя себя виноватыми. Но часто, когда человек
поднимал голову, Самгин видел
на истомленном лице выражение тихой радости.
Особенно жутко было, когда учитель, говоря,
поднимал правую руку
на уровень лица своего и ощипывал в
воздухе пальцами что-то невидимое, — так повар Влас ощипывал рябчиков или другую дичь.
Его не стало, он куда-то пропал, опять его несет кто-то по
воздуху, опять он растет, в него льется сила, он в состоянии
поднять и поддержать свод, как тот, которого Геркулес сменил. [Имеется в виду один из персонажей греческой мифологии, исполин Атлант, державший
на своих плечах небесный свод. Геркулес заменил его, пока Атлант ходил за золотыми яблоками.]
— Коли ты царь, — промолвил с расстановкой Чертопханов (а он отроду и не слыхивал о Шекспире), — подай мне все твое царство за моего коня — так и того не возьму! — Сказал, захохотал,
поднял Малек-Аделя
на дыбы, повернул им
на воздухе,
на одних задних ногах, словно волчком или юлою — и марш-марш! Так и засверкал по жнивью. А охотник (князь, говорят, был богатейший) шапку оземь — да как грянется лицом в шапку! С полчаса так пролежал.
Он ломал мелкие сучья, срывал листву с деревьев и высоко
подымал их
на воздух.
В силу этого и Карл Иванович любил и узкие платья, застегнутые и с перехватом, в силу этого и он был строгий блюститель собственных правил и, положивши вставать в шесть часов утра,
поднимал Ника в 59 минут шестого, и никак не позже одной минуты седьмого, и отправлялся с ним
на чистый
воздух.
Ухватил всадник страшною рукою колдуна и
поднял его
на воздух. Вмиг умер колдун и открыл после смерти очи. Но уже был мертвец и глядел как мертвец. Так страшно не глядит ни живой, ни воскресший. Ворочал он по сторонам мертвыми глазами и увидел поднявшихся мертвецов от Киева, и от земли Галичской, и от Карпата, как две капли воды схожих лицом
на него.
Ведьма сама почувствовала, что холодно, несмотря
на то что была тепло одета; и потому,
поднявши руки кверху, отставила ногу и, приведши себя в такое положение, как человек, летящий
на коньках, не сдвинувшись ни одним суставом, спустилась по
воздуху, будто по ледяной покатой горе, и прямо в трубу.
Однажды мучитель подошел ко мне и, схватив за шиворот,
поднял сильной рукой
на воздух.
И вдруг мой взгляд упал
на фигуру мадонны, стоявшей
на своей колонне высоко в
воздухе. Это была местная святыня, одинаково для католиков и православных. По вечерам будочник, лицо официальное, вставлял в фонарь огарок свечи и
поднимал его
на блок. Огонек звездочкой висел в темном небе, и над ним красиво, таинственно, неясно рисовалась раскрашенная фигура.
Несколько десятков голосов разрубали желто — красного попугая
на части, кидали его в
воздух, растягивали, качали,
подымали на самые высокие ноты и опускали
на самые низкие…
Кучера отпускают повод, и лошадь делает отчаянный курбет,
поднимая Ахметку
на воздух. Никита крепко держит волосяной чумбур, откинув назад свой корпус.
Дядя весь вскинулся, вытянулся, прикрыл глаза и заиграл медленнее; Цыганок
на минуту остановился и, подскочив, пошел вприсядку кругом бабушки, а она плыла по полу бесшумно, как по
воздуху, разводя руками,
подняв брови, глядя куда-то вдаль темными глазами. Мне она показалась смешной, я фыркнул; мастер строго погрозил мне пальцем, и все взрослые посмотрели в мою сторону неодобрительно.
Но и все его движения исполнены прелести: начнет ли он пить и, зачерпнув носом воды,
поднимет голову вверх и вытянет шею; начнет ли купаться, нырять и плескаться своими могучими крыльями, далеко разбрасывая брызги воды, скатывающейся с его пушистого тела; начнет ли потом охорашиваться, легко и свободно закинув дугою назад свою белоснежную шею, поправляя и чистя носом
на спине, боках и в хвосте смятые или замаранные перья; распустит ли крыло по
воздуху, как будто длинный косой парус, и начнет также носом перебирать в нем каждое перо, проветривая и суша его
на солнце, — все живописно и великолепно в нем.
Я рассчитывал, что буря, захватившая нас в дороге, скоро кончится, но ошибся. С рассветом ветер превратился в настоящий шторм. Сильный ветер
подымал тучи снегу с земли и с ревом несся вниз по долине. По
воздуху летели мелкие сучья деревьев, корье и клочки сухой травы. Берестяная юрточка вздрагивала и, казалось, вот-вот тоже подымется
на воздух.
На всякий случай мы привязали ее веревками от нарт за ближайшие корни и стволы деревьев.
Когда заяц поровнялся со мною, крылатый разбойник метнулся вперед и, вытянув насколько возможно одну лапу, ловко схватил ею свою жертву, но не был в состоянии
поднять ее
на воздух.
Азарт носился в самом
воздухе, и Мыльников заговаривал людей во сто раз умнее себя, как тот же Ермошка, выдавший швали тоже красный билет. Впрочем, Мыльников
на другой же день
поднял Ермошку
на смех в его собственном заведении.
Тот сейчас же его понял, сел
на корточки
на пол, а руками уперся в пол и,
подняв голову
на своей длинной шее вверх, принялся тоненьким голосом лаять — совершенно как собаки, когда они вверх
на воздух на кого-то и
на что-то лают; а Замин повалился, в это время,
на пол и начал, дрыгая своими коротенькими ногами, хрипеть и визжать по-свинячьи. Зрители, не зная еще в чем дело, начали хохотать до неистовства.
Оставшись один, Весовщиков оглянулся, вытянул ногу, одетую в тяжелый сапог, посмотрел
на нее, наклонился, пощупал руками толстую икру.
Поднял руку к лицу, внимательно оглядел ладонь, потом повернул тылом. Рука была толстая, с короткими пальцами, покрыта желтой шерстью. Он помахал ею в
воздухе, встал.
Далее в паровом поле гулял табун лошадей, от которого отбившись молодой жеребенок как бы из любопытства подбежал довольно близко к дороге и,
подняв свою тонкую голову, заржал,
на что Иван Дорофеев, крикнув: «Я-те, дьяволенок этакий!» — хлопнул по
воздуху плетью.
С этими словами он раздвинул правую пятерню и, ущемив Мошку за ребра между первым и указательным перстами,
поднял его
на воздух.
И вдруг неведомая сила
Нежней, чем вешний ветерок,
Ее
на воздух поднимает,
Несет по
воздуху в чертог
И осторожно опускает
Сквозь фимиам вечерних роз
На ложе грусти, ложе слез.
Положив весло
на борт, он берет ружье и стреляет в китайца
на крыше, — китаец не потерпел вреда, дробь осеяла крышу и стену,
подняв в
воздухе пыльные дымки.
Суетилась строгая окуровская полиция, заставляя горбатого Самсона собирать осколки костей; картузник едва держался
на ногах с похмелья, вставал
на четвереньки,
поднимая горб к небу, складывал кости в лукошко и после каждого куска помахивал рукой в
воздухе, точно он пальцы себе ожёг.
И, вдруг облапив Пушкаря,
поднял его
на воздух и куда-то понёс, крича...
Господин официр
поднял руки и подался вперед, но вдруг произошло нечто необыкновенное: он крякнул, все огромное туловище его покачнулось, поднялось от земли, ноги брыкнули
на воздухе, и, прежде чем дамы успели вскрикнуть, прежде чем кто-нибудь мог понять, каким образом это сделалось, господин официр, всей своей массой, с тяжким плеском бухнулся в пруд и тотчас же исчез под заклубившейся водой.
Несколько дней сряду не было ни облачка
на небе; солнце пекло невыносимо, и с утра дул теплый ветер,
поднимая в бурунах и по дороге облака горячего песку и разнося его по
воздуху через камыши, деревья и станицы.
Караси начинают брать весною позднее другой рыбы; надобно, чтоб теплота
воздуха и весенние лучи солнца прогрели воду и тем
подняли карасей с тинистого дна, из глубоких ям, куда они забиваются
на зиму.
Птицы сонливо дремлют
на ветках, проникнутых свежим, молодым соком; насекомые притаились под древесного корой или забились в тесные пласты моху, похожие в бесконечно уменьшенном виде
на непроходимые сосновые леса; муха не прожужжит в
воздухе; сам
воздух боится, кажется, нарушить торжественную тишину и не трогает ни одним стебельком, не
подымает даже легкого пуха, оставленного
на лугах молодыми, только что вылупившимися гусятами…
Через несколько дней после этого Илья встретил Пашку Грачёва. Был вечер; в
воздухе лениво кружились мелкие снежинки, сверкая в огнях фонарей. Несмотря
на холод, Павел был одет только в бумазейную рубаху, без пояса. Шёл он медленно, опустив голову
на грудь, засунув руки в карманы, согнувши спину, точно искал чего-то
на своей дороге. Когда Илья поравнялся с ним и окликнул его, он
поднял голову, взглянул в лицо Ильи и равнодушно молвил...
И девушка бросилась из комнаты, оставив за собой в
воздухе шелест шелкового платья и изумленного Фому, — он не успел даже спросить ее — где отец? Яков Тарасович был дома. Он, парадно одетый, в длинном сюртуке, с медалями
на груди, стоял в дверях, раскинув руки и держась ими за косяки. Его зеленые глазки щупали Фому; почувствовав их взгляд, он
поднял голову и встретился с ними.
Фома сел
на обрубок дерева и,
подняв топор, которым мужик колол дрова для костра, стал играть им, подбрасывая его в
воздух и ловя.
Люди толкались, забегая один вперёд другого, размахивали руками, кидали в
воздух шапки, впереди всех, наклонив голову, точно бык, шёл Мельников с тяжёлою палкой в руках и национальным флагом
на ней. Он смотрел в землю, ноги
поднимал высоко и, должно быть, с большой силою топал о землю, — при каждом ударе тело его вздрагивало и голова качалась. Его рёв густо выделялся из нестройного хаоса жидких, смятённых криков обилием охающих звуков.
Я исполнил просьбу Валентины Григорьевны и вскоре пришел к генералу. По обыкновению, мы сели за шахматы, но генерал играл довольно рассеянно.
На веранду из сада поднялись Урманов и Валентина Григорьевна и прошли через столовую во внутренние комнаты. Оттуда послышались звуки рояля… Генерал собрался сделать ход,
поднял одну фигуру и задержал ее в
воздухе. При этом он пытливо посмотрел
на меня и сказал...
Набрав в легкие
воздуху,
подняли молчащее тяжелое тело и двинулись в том же порядке: Андрей Иваныч, менее сильный, нес ноги и продирался сквозь чащу, Саша нес, задыхаясь, тяжелое, выскользающее туловище; и опять трепалась
на левой руке безвольная и беспамятная, словно мертвая, голова.
Вадим, сказал я, почувствовал сострадание к нищим, и становился, чтобы дать им что-нибудь; вынув несколько грошей, он каждому бросал по одному; они благодарили нараспев, давно затверженными словами и даже не
подняв глаз, чтобы рассмотреть подателя милостыни… это равнодушие напомнило Вадиму, где он и с кем; он хотел идти далее; но костистая рука вдруг остановила его за плечо; — «постой, постой, кормилец!» пропищал хриплый женский голос сзади его, и рука нищенки всё крепче сжимала свою добычу; он обернулся — и отвратительное зрелище представилось его глазам: старушка, низенькая, сухая, с большим брюхом, так сказать, повисла
на нем: ее засученные рукава обнажали две руки, похожие
на грабли, и полусиний сарафан, составленный из тысячи гадких лохмотьев, висел криво и косо
на этом подвижном скелете; выражение ее лица поражало ум какой-то неизъяснимой низостью, какой-то гнилостью, свойственной мертвецам, долго стоявшим
на воздухе; вздернутый нос, огромный рот, из которого вырывался голос резкий и странный, еще ничего не значили в сравнении с глазами нищенки! вообразите два серые кружка, прыгающие в узких щелях, обведенных красными каймами; ни ресниц, ни бровей!.. и при всем этом взгляд, тяготеющий
на поверхности души; производящий во всех чувствах болезненное сжимание!..
Его взяли под руки и повели, и он покорно зашагал,
поднимая плечи.
На дворе его сразу обвеяло весенним влажным
воздухом, и под носиком стало мокро; несмотря
на ночь, оттепель стала еще сильнее, и откуда-то звонко падали
на камень частые веселые капли. И в ожидании, пока в черную без фонарей карету влезали, стуча шашками и сгибаясь, жандармы, Янсон лениво водил пальцем под мокрым носом и поправлял плохо завязанный шарф.
И едва он, прикоснувшись своими двумя пальцами к рыбе,
поднял ее
на воздух, как она затрепыхалась и ожила.
Итак, охотник выходит в поле, имея в вачике непременно вабило; собака приискивает перепелку, останавливается над ней, охотник подходит как ближе,
поднимает ястреба
на руке как выше, кричит пиль, собака кидается к перепелке, она взлетает, ястреб бросается, догоняет, схватывает
на воздухе и опускается с ней
на землю.
Челкаш крякнул, схватился руками за голову, качнулся вперед, повернулся к Гавриле и упал лицом в песок. Гаврила замер, глядя
на него. Вот он шевельнул ногой, попробовал
поднять голову и вытянулся, вздрогнув, как струна. Тогда Гаврила бросился бежать вдаль, где над туманной степью висела мохнатая черная туча и было темно. Волны шуршали, взбегая
на песок, сливаясь с него и снова взбегая. Пена шипела, и брызги воды летали по
воздуху.
…Время от времени за лесом подымался пронзительный вой ветра; он рвался с каким-то свирепым отчаянием по замирающим полям, гудел в глубоких колеях проселка,
подымал целые тучи листьев и сучьев, носил и крутил их в
воздухе вместе с попадавшимися навстречу галками и, взметнувшись наконец яростным, шипящим вихрем, ударял в тощую грудь осинника… И мужик прерывал тогда работу. Он опускал топор и обращался к мальчику, сидевшему
на осине...
—
На нем был картуз неопределенной формы и синяя ваточная шинель с старым бобровым воротником; черты лица его различить было трудно: причиною тому козырек, воротник — и сумерки; — казалось, он не торопился домой, а наслаждался чистым
воздухом морозного вечера, разливавшего сквозь зимнюю мглу розовые лучи свои по кровлям домов, соблазнительным блистаньем магазинов и кондитерских; порою
подняв глаза кверху с истинно поэтическим умиленьем, сталкивался он с какой-нибудь розовой шляпкой и смутившись извинялся; коварная розовая шляпка сердилась, — потом заглядывала ему под картуз и, пройдя несколько шагов, оборачивалась, как будто ожидая вторичного извинения; напрасно! молодой чиновник был совершенно недогадлив!.. но еще чаще он останавливался, чтоб поглазеть сквозь цельные окна магазина или кондитерской, блистающей чудными огнями и великолепной позолотою.